Везде
Modern research of wisdom: state and prospects
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Modern research of wisdom: state and prospects
Annotation
PII
S020595920014228-6-1
DOI
10.31857/S020595920014228-6
Publication type
Article
Status
Published
Authors
E. Nikitina 
Occupation: Researcher
Affiliation: Institute of Psychology Russian Academy of Sciences
Address: Moscow, Mokhovaya str., 11/9
Edition
Volume 42 issue 2
Pages
15-24
Abstract

The article considers various approaches to the study of wisdom, the development of philosophical and psychological understanding of this phenomenon. The typical dynamics of research approaches is shown − from wisdom as a cognitive or personal characteristic to a holistic multi-aspect phenomenon. The similarities and differences of existing explicit theories are demonstrated, as well as the culture, age and gender-related features of implicit ideas of wisdom and peculiarities of its manifestation. In this regard, the limitations of existing methods for measuring wisdom are noted. Prospects for further research are indicated.

Keywords
wisdom, ideas about a wise person, theories of wisdom, cognitive and personal characteristics, culture, age and gender differences, context
Acknowledgment
The study was funded by RFBR, project № 19-113-50269
Received
19.03.2021
Date of publication
04.04.2021
Number of purchasers
6
Views
489
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
Additional services for the issue
Services benefits
920 RUB / 16.0 SU
1 Мудрость стала предметом психологии сравнительно недавно, лишь в последние 40 лет, причем говорить о систематическом ее изучении пока рано. Цель данной работы состоит в анализе существующих в настоящий момент теоретических подходов к рассмотрению мудрости, методов исследования, выявлении ограничений и перспектив дальнейших исследований.
2 В большинстве русскоязычных психологических словарей мудрость не упоминается, что говорит о новизне этого понятия для российской психологии и необходимости его серьезного изучения. Как пишет Л.И. Анцыферова, “мудрость очень трудно определить, а между тем обычные люди легко распознают мудрого человека по каким-то неясно осознаваемым ими признакам” [2, с. 395].
3 Поиски определения представляется логичным начать с работ философов, обсуждающих тему мудрости не одно тысячелетие. Обращаясь к истории, мы сталкиваемся с трудным вопросом: в какой мере мы имеем право говорить об использовании одного термина “мудрость” применительно к философским воззрениям Платона или Аристотеля, учитывая, что в античности одновременно существовали целых три понятия: софия (σοφία), фронезис (φρόνησις) и эпистеме (ἐπιστήμη), часто одинаково переводимые в современных публикациях, но имевшие существенно различающиеся оттенки значения. Для Аристотеля софия синонимична поиску высшей истины, фронезис – относится к практической стороне жизни, а эпистеме – можно сопоставить с научным знанием (см. работы Banicki, 2009; Trowbridge, 2011; Wolsdorf, 2018). Несмотря на различия культурно-исторических форм выражения мудрости в восточной и западной цивилизациях, систематически отмечается важность духовной работы человека (например, Мальцева, 2004, 2015; Митина, 2001). Философская энциклопедия описывает мудрость как “высшее, целостное, духовно-практическое знание, ориентированное на постижение абсолютного смысла бытия…” [17]. При этом “мудрость в жизни мудреца — это не просто знание истины, но и воплощение истины в самой его жизни” [4, с. 618]. Таким образом, современные философские исследования мудрости, обнаруживая невозможность отрыва данного феномена от его носителя — человека, все больше приближаются к психологии.
4 Обзор психологических публикаций также демонстрирует пересечение с философскими подходами. В наиболее общем виде мудрость можно, по-видимому, расположить в пространстве между тремя осями: (1) развитым интеллектом и широкими и глубокими знаниями, (2) успешностью в решении проблем в реальной жизни и (3) направленностью на добро и духовностью, что на новом уровне возвращает нас к древнегреческим представлениям об эпистеме, фронезисе и софии. И хотя многие авторы на начальном этапе своих исследований в большей степени сосредоточивают внимание на одной из сторон, в ходе дальнейшей работы они признают несомненную значимость и других измерений. Интересно, что, когда в исследовании Н. Вестрате респондентам было предложено оценить исторических персонажей от древности до наших дней, в результате выделилось три группы: ученых-философов, мудрых практиков и людей, жизнь которых направлена на общее благо, при этом “чистых” случаев мудрости конкретного типа не выявлено [51].
5 Первыми научными психологическими разработками феномена мудрости принято называть исследования, начатые П. Балтесом и его коллегами. В историческом обзоре работ, относящихся к “Берлинской парадигме”, отмечается, что на начальных этапах исследования западная психология, дифференцируясь от философских корней, редуцировала смысл мудрости исключительно к “техническому знанию о том, как все работает” (Banicki, 2009). В своих ранних публикациях П. Балтес характеризует мудрость как экспертное знание и выдвигает ее пять критериев: компетентность в конкретных областях, применимость имеющихся знаний в реальной жизни, учет контекста при определении проблемы, неоднозначность и релятивизм суждений [24]. Р. Стернберг отмечает важность самостоятельности мышления, способности к извлечению уроков из теоретических и практических источников, а также оперативного поиска и использования необходимой информации [49].
6 К “когнитивному” направлению исследований можно отнести и работы, выполненные в контексте эволюции пиажетианских представлений о развитии интеллекта, а именно, посвященные достижению стадии пост-формальных операций. Представители этого направления связывают приобретение мудрости не с накоплением большого объема информации, а с формированием более совершенного способа ее обработки — диалектического мышления, понимая мудрость как достижение интеллектуальной вершины [3].
7 В российской науке к данному направлению ближе всего стоят, но им не ограничиваются, представления М.А. Холодной о мудрости как о “специфическом состоянии интеллектуальной зрелости, проявляющемся в контексте обыденного образа жизни и являющемся результатом длительного и уникального процесса накопления жизненного опыта”. “Психологической основой мудрости как одного из высших уровней интеллектуального развития являются интеграционные процессы в сфере индивидуального ментального опыта, которые имеют своим результатом, в первую очередь, повышение роли метакогнитивного опыта и, как следствие, изменение репрезентаций происходящего” [19, с. 183].
8 Следует отметить, что практически все сторонники понимания мудрости как главным образом характеристики интеллекта, его высшей стадии, пришли к этому выводу в ходе своих основных исследований развития мышления, что и определяет акцент на когнитивную составляющую в их работах.
9 Психологи, работающие в иных направлениях, в качестве основных аспектов мудрости выделяют другие стороны этого феномена. Так, с точки зрения Э. Эриксона, мудрость — это “базисная добродетель”, являющаяся результатом благополучного проживания человеком психоциальной стадии зрелости, последствием “благоприятных соотношений”, сложившихся на этой стадии [20, с. 385–386].
10 Л. Орволл и М. Перлмуттер [43] указывают на важность учета и когнитивных, и личностных характеристик, таких как способность к зрелой любви, выход за пределы своих интересов, наличие целостной философии жизни, при этом главную роль играет преодоление поглощенности собой в пользу учета общих интересов. При этом развитие интеллекта и накопление знаний в ходе образования и социализации взаимосвязаны с развитием личности, ее социо-эмоциональных характеристик, с выбором способов регуляции аффекта и адаптивных стратегий совладания [40].
11 Имплицитные представления участников многочисленных исследований о характеристиках мудрого человека также не сводятся к интеллектуальной сфере. С. Холлидей и М. Чандлер показали, что респонденты связывают мудрость с пониманием сущности ситуации, направленностью на других, компетентностью, скромностью и сдержанностью [37].
12 Расширение содержания понятия “мудрость” по мере изучения проблемы демонстрирует большинство исследователей, в том числе и авторы Берлинской парадигмы. Типичный ход развития психологических представлений о мудрости — от “экспертной системы знания” в 80–90-х годах [24, 46] к “единству ума и добродетели во имя человеческого совершенства и общего блага” к началу XXI века [26, с. 132; 25, 50].
13 Предложенная М. Ардельт [30] модель мудрости включает в себя три составляющих: когнитивную (понимание жизни и стремление к истине), рефлективную (способность к рассмотрению событий и явлений с разных точек зрения) и аффективную (сочувствие и любовь к другим). Сходные представления, но с акцентом на этическую составляющую и личностный рост высказываются и другими авторами [29, 36, 41, 44, 47].
14 В ряде работ исследуется связь мудрости и конкретных личностных характеристик и способностей человека: сдержанности, скромности, организованности, компетентности в проблемных ситуациях (Мехтиханова, Смульсон, 2013, 2015), способности к молчанию (Ожиганова, 2019), духовности и религиозного опыта (Krafcik, 2015), остроумия (Мусийчук, 2019), чувства юмора (Webster, 2007).
15 Немногочисленные работы по онтогенезу мудрости посвящены в основном описанию возрастных различий в ее понимании и проявлении. При этом в большинстве публикаций содержится имплицитное предположение об однонаправленном кумулятивном характере мудрости, имеющей конкретные характеристики в определенный момент развития человека.
16 В противовес этому в работах Л.И. Анцыферовой важный акцент делается на включение динамики в содержание понятия, рассмотрении мудрости не как стабильного состояния, а как сложного многофакторного процесса, иллюстрацией которого выступает разворачивающееся во времени исполнение мелодии оркестром, включающим различные музыкальные инструменты [2]. Мудрость – это “… дар антиципации, прогнозирования”, [1, с. 20], но не менее важна и позитивно направленная активность субъекта. «Мудрость немыслима без стремления и способности к “помогающему поведению”» [2, с. 415]. Людмила Ивановна “…понимала, что решения, принимаемые людьми в трудных жизненных ситуациях, основаны как на разуме, рациональных рассуждениях, так и на интуитивном внепонятийном постижении” [9, с. 248].
17 Анализируя работы Л.И. Анцыферовой, наши коллеги указывают и на такие отмеченные ей значимые характеристики мудрости как несводимость к старшему возрасту, способность к предчувствию, предугадыванию, интуиция, связь с целостностью личности, важность понимания себя [10], работу личности над собой, стремление искать и находить смысл происходящего [18]. А сама Людмила Ивановна оказывается редким примером действительно мудрого человека [8].
18 На неконстантность мудрости обращают внимание и современные исследователи. И. Гроссманн [33] считает, что некорректно говорить о мудрости как устойчивой черте человека, поскольку ее уровень у одних и тех же респондентов может существенно различаться в зависимости от ситуации.
19 Содержание, которое вкладывают специалисты, изучающие проблемы мудрости, в это понятие, оказывается весьма разнородным [38]. Участники выразили согласие лишь с тем, что мудрость: (1) присуща исключительно человеку, (2) является формой высокого когнитивного и эмоционального развития, связанного с опытом, (3) является личностным качеством, довольно редким, но которому можно научиться, и повышающимся с возрастом, (4) может быть измерена, (5) маловероятно, что может быть увеличена приемом лекарственных препаратов.
20 Разнообразие теоретических моделей и полученных эмпирических результатов показывает, что на настоящий момент основная проблема изучения мудрости – отсутствие согласия исследователей в определении содержания данного понятия [27]. Возможно, именно этот факт должен привести нас к пониманию того, что, несмотря на присутствие значительного общего содержания, феномен мудрости включает в себя и специфические аспекты, связанные с культурой, особенностями рассматриваемых ситуаций и характеристиками респондентов, что порождает значительные сложности в создании и применении измерительных методик.
21 МЕТОДИКИ ОЦЕНКИ МУДРОСТИ
22 Кратко характеризуя методическую базу исследований, приходится признать, что она не отличается разнообразием. С. Блак и Дж. Глюк [28] выделяют основные подходы к изучению мудрости:
23

1. Выделение дескрипторов: например, анализ ответов на вопрос “Что такое мудрость?” либо оценка степени согласия респондентов с определениями, ассоциирующимися с мудростью;
24

2. Описание конкретных мудрых личностей или эпизодов мудрого поведения, в том числе собственного поведения участников исследования;  
25

3. Эмпирические методы, направленные на оценку уровня мудрости респондентов. 
26 Для “измерения” мудрости респондентам, например, предлагают истории разной степени детализации и просят оценить решение, принятое непосредственным участником, или самостоятельно предложить “мудрое” решение. При этом крайне важен учет контекста, в котором разворачивается предлагаемая респондентам ситуация [32].
27 Однако чаще используются более простые инструменты, например, Трехмерная Шкала Мудрости 3D-WS М. Ардельт или Шкала самооценки мудрости SAWS Дж. Вебстера. Перевод и проверка валидности этих методик для использования на российской выборке были выполнены С.Э. Дровосековым [6], [7].
28 Кроме этих тестов нам известно лишь об одном российском инструменте: “Методике измерения уровня мудрости Н.Н. Мехтихановой”, созданной на основе существующих моделей, но с учетом культурно-специфичных имплицитных теорий мудрости, выявленных в результате анализа русских народных сказок, пословиц и житейских представлений о мудрости [18].
29 Следует отметить, что использование опросников для оценки такого сложного явления, как мудрость, имеет ряд ограничений. Прежде всего, авторы оригинальных методик предполагают, что степень согласия с предлагаемыми высказываниями монотонно растет или убывает с увеличением мудрости, что совсем не однозначно. Так, например, с используемыми в методиках фразами типа “Дела часто идут плохо, но в этом нет моей вины” или “Мне иногда бывает трудно увидеть ситуацию глазами другого человека” могут в большей степени соглашаться (хотя и по разным причинам) респонденты, находящиеся и на низком, и на высоком уровне мудрости, при этом остальные участники исследования могут отвергать подобные предположения.
30 Имеется и еще одна методическая проблема: хотя большинство людей способно сохранять спокойствие и учитывать интересы всех заинтересованных сторон в ситуации анализа конфликта между другими людьми, мало кто может вести себя так же, если они лично вовлечены в ситуацию, затрагивающую значимые сферы их жизни. Принять возможность компромисса, неопределенности, учитывать разные точки зрения оказывается значимо проще для другого, чем для себя [30, 35].
31 Анализ литературы показывает, что несмотря на признаваемую целостность феномена мудрости, в большинстве эмпирических подходов оцениваются лишь значения по отдельным шкалам, а далее, в лучшем случае, происходит их суммирование. Выявить взаимосвязи отдельных аспектов мудрости на настоящий момент не представляется возможным.
32 КРОССКУЛЬТУРНЫЕ, ВОЗРАСТНЫЕ И ПОЛОВЫЕ РАЗЛИЧИЯ В ПОНИМАНИИ МУДРОСТИ
33 Рассматривая философские и религиозные подходы к пониманию мудрости в истории их развития, многие авторы (Takahashi, Overton, 2005; Walsh, 2011, 2014) обращают внимание на исходно различные акценты в западной и восточной культурах: на знание и логику либо на трансцендентальный опыт, интегративность и несводимость к когнитивной сфере. Важным следствием восточного подхода авторы называют принципиальный отказ от выделения дифференцированных аспектов мудрости в пользу ее рассмотрения как рефлективного понимания, основанного на целостном когнитивном, аффективном, интуитивном и социальном опыте.
34 Сходства и различия в понимании мудрости выявлено К. Муздыбаевым при сопоставлении древнеегипетских, шумерских и древнерусских текстов. “Модель мудрости в древнерусской цивилизации можно было бы назвать моделью объединительной, поскольку она направлена на создание духа солидарности, сотрудничества и согласия в обществе” [15, с. 129]. Н.Н. Иванов показывает, что в русской культуре слово “мудрый” ассоциируется либо с разумным правлением (например, Ярослав Мудрый), либо с данной свыше способностью видеть истину и близостью к основам мироздания у так называемых народных мудрецов или “простецов” [11].
35 Сравнивая содержание понятий “мудрость” в русском и “wisdom” в английском языках, Л.Н. Горянова показывает, что хотя их первичное восприятие, связанное с познавательной деятельностью человека, совпадает, в русской концептуальной картине мира мудрость осознается прежде всего как характеристика человека, в английской, напротив, важным является не столько наличие этого качества, сколько его применение на практике. Для русского народа также типичным является понимание мудрости как универсальных знаний, переходящих от одного поколения к другому в виде наследия [5].
36 В кросскультурном исследовании концепта мудрости у современных молодых людей 15–19 лет были обнаружены значимые различия: для подростков из Мексики, Литвы и Латвии большое значение имеют такие характеристики, как креативность, сотрудничество и теплота, для американских молодых людей важнее великодушие и остроумие, в Литве и Латвии мудрость прежде всего ассоциируется с уважением [45].
37 Присутствие подобных культурных различий подводит нас к вопросу о правомерности использования переводных версий методик, направленных на оценку мудрости. Ситуация осложняется еще больше, если принимать во внимание особенности понимания и проявления мудрости людьми разного возраста и пола.
38 Во многих культурах мудрость ассоциируется в большей степени со старшим возрастом, хотя не является его необходимым элементом и не ограничивается им. Так, Л.И. Анцыферова, приводя в качестве примера биографию К.Г. Юнга, указывала, что мудрость “может проявляться — в необычных и странных формах — в очень раннем детстве, удивляя самого субъекта” [2, с. 394]. Дж. Джордан [39] предлагает три модели, учитывающих роль возраста: позитивную (мудрость растет с возрастом), модель кристаллизованной мудрости (накопленная в первой половине жизни мудрость сохраняется далее в неизменном виде) и модель, подразумевающую спад после максимума, достигнутого в период ранней взрослости.
39 Предположения П. Балтеса о кумулятивном характере мудрости были опровергнуты уже в его ранних исследованиях, продемонстрировавших, что количество “мудрецов” в разных возрастных группах остается приблизительно одинаковым [46], М. Ардельт [23] также не обнаружила различий между студентами и людьми пожилого возраста по суммарным значениям мудрости, однако при дифференцированном рассмотрении результатов было показано, что старшие участники исследования показали значимо более высокие значения по рефлексивной и аффективной шкалам. Для наиболее мудрых старших респондентов было характерно позитивное развитие на основе уроков из жизненного опыта, т.е. увеличение мудрости с возрастом. В работе Н.Н. Мехтихановой и М.Л. Смульсон (2013) обнаружена тенденция увеличения выраженности мудрости с возрастом, но в то же время показано, что ее высокий уровень может быть присущ лицам разных возрастов.
40 Возрастная специфика имплицитных представлений о мудрости была выявлена в нашем исследовании [16]. Для подростков мудрость заключается прежде всего в умении принять верное решение в конкретной ситуации, готовности помочь другим, наличии опыта и знаний. При этом мудрый человек никогда не причинит вред другим. Взрослые респонденты полагают, что мудрость — это отношение к жизни, способность принимать решения в соответствии с собственными ценностями, уместность действий, основанная на рефлексии собственного опыта, отсутствие категоричности в суждениях.
41 Старшие респонденты (65–92 лет) говорят также о необходимости оценивать динамику развития ситуации, что коррелирует с представлениями Л.И. Анцыферовой о мудрости как “даре предвидения”.
42 В работе И. Гроссманна [34] прослежена одновременно роль двух факторов, возраста и культуры, в принятии решений относительно сложных конфликтных ситуаций. Респонденты из США, но не из Японии, продемонстрировали положительную возрастную динамику таких характеристик, как умение учитывать различные точки зрения, осознание ограниченности собственных знаний и понимание важности компромиссов. Авторы полагают, что из-за свойственного японской культуре стремления к гармонии в человеческих отношениях ее представители раньше достигают мудрости относительно социальных конфликтов и возможности их предотвращения.
43 Мудрость женщины и мужчины также могут различаться и в имплицитных представлениях респондентов, и в особенностях ее проявления. Мудрый мужчина обычно видится как добрый, оптимистичный и склонный к сотрудничеству экстраверт, направленный на достижение поставленных целей и способный на нетрадиционные решения, относительно женщин респонденты чаще обращали внимание на когнитивные особенности, а также влиятельность [45]. При описании собственных мудрых поступков мужчины чаще указывали события, связанные с профессиональной деятельностью, а женщины — с семейной жизнью, включая темы болезни и смерти [22]. И хотя старшие женщины набирали более высокие баллы по аффективной и менее высокие баллы по когнитивной шкалам, суммарные значения мудрости у женщин и мужчин молодого и пожилого возраста не отличались [там же]. Для респондентов широкого возрастного диапазона из США и Японии (Takahashi, Overton, 2002), Германии (Kunzmann Baltes, 2003), (Webster, 2007), США и Вьетнама (Lee, 2008) связанных с полом различий по шкалам фактического и процедурного знания, релятивизма, толерантности к неопределенности, способности к анализу и синтезу, самотрансцендентности обнаружено не было. Л. Орволл и В. Ахенбаум предположили, что хотя пути достижения и реализации мудрости могут различаться в зависимости от пола, однако истинный мудрец на определенном этапе развития способен к интеграции маскулинных и фемининных аспектов своей личности [58].
44 Таким образом, мы видим, что при эмпирическом изучении мудрости необходимо учитывать целый ряд специфических особенностей, связанных с культурой и индивидуальными характеристиками респондентов, что важно, как при использовании существующих измерительных методик, так и при разработке новых.
45 ВЫВОДЫ
46 Изучение мудрости в психологической науке во многом строилось на пришедших из философии представлениях, рассматривающих мудрость как многоаспектный феномен, включающий в себя накопление научного знания, успешность решения практических проблем, а также стремление к Добру и Истине. При этом на начальном этапе достаточно отчетливо проявилось стремление исследователей к поиску конкретных, объективно измеряемых коррелятов мудрости. Выделилось несколько основных подходов к пониманию данного феномена:
47

1. Мудрость как знание или обладание информацией.
48

2. Мудрость как стадия развития интеллекта, отражающая особенности процесса мышления.
49

3. Мудрость как личностная черта или мета-характеристика человека, часто учитывающая его духовные качества.
50

4. Мудрость как характеристика поведения, в том числе его регуляции.
51 К настоящему времени большинство авторов приходит к расширению содержания своих представлений, интегрируя новые аспекты мудрости в разрабатываемые теории. Д.А. Леонтьев отмечает, что именно “осознание необходимости преодолеть интеллектуальную фрагментарность, восстановить целостность человека и стимулировало рост интереса к такому холистическому и междисциплинарному понятию, как мудрость” [12]. П. Балтес с коллегами (2002) также приходят к выводу, что на рубеже веков мудрость “становится центром междисциплинарного дискурса”, включающего антропологию культуры, политические науки, образование и психологию. Становится все более ясно, что мудрость “обусловлена не характеристиками интеллекта и не характеристиками личности, а взаимодействием между ними и их определенной интеграцией” [13]. Главной задачей ближайшего будущего является переход к рассмотрению мудрости как целостного явления, выделению общих и частных ее характеристик, исследованию их взаимосвязи и взаимовлияния на основе принципа системности.

References

1. Antzyferova L.I. Mudrost' i ee proyavleniya v raznye periody zhizni cheloveka. Psikhologicheskii zhurnal. 2004. № 25 (3). P. 17–24. (in Russian)

2. Antzyferova L.I. Razvitie lichnosti i problemy gerontopsikhologii. Moscow: Izd-vo “Institut psikhologii RAN”, 2006. (in Russian)

3. Veraksa N.E. Dialekticheskoe myshlenie: logika i psikhologiya. Kul'turno-istoricheskaya psikhologiya. 2019. № 15 (3). P. 4–12. (in Russian)

4. Vil'danova G.B., Vil'danov U.S., Vil'danov H.S. Gnoseologicheskij analiz mudrosti i istiny. Vestnik Bashkirskogo universiteta. 2012. № 17 (1). P. 615–618. (in Russian)

5. Goryanova L.N. Struktury konceptov MUDROST' i WISDOM i sposoby ob"ektivacii ih priznakov v russkoj i anglijskoj yazykovyh kartinah mira. Avtoref. diss. kand. filol. n. 2012, Kemerovo. (in Russian)

6. Drovosekov S.E. Psikhometricheskij analiz russkoyazychnoj shkaly mudrosti 3D-WS. Prikladnaya yuridicheskaya psikhologiya. 2018. №2. P. 88–95. (in Russian)

7. Drovosekov S.E., Mitina O.V., Nizovskih N.A. Shkala samoocenki mudrosti Dzh. Vebstera (SAWS): psihometricheskij analiz russkoyazychnoj versii. Vestnik Vyatskogo gosudarstvennogo universiteta. 2019. № 3. P. 160–171. (in Russian)

8. Zhuravlev A.L., Harlamenkova N.E. Mudrost' lichnosti (k 90-letiyu so dnya rozhdeniya L.I. Ancyferovoj). Psikhologicheskii zhurnal. 2014. № 35 (5). P. 99–101. (in Russian)

9. Znakov V.V. Psihologiya ponimaniya mira cheloveka. Moscow: Izd-vo “Institut psikhologii RAN”, 2016. (in Russian)

10. Znakov V.V. Dinamicheskij podhod k issledovaniyu lichnosti i processual'nyj analiz v psikhologii sub"ekta. Psikhologicheskii zhurnal. 2019. № 40 (5). P. 27–34. (in Russian)

11. Ivanov N.N. Recepciya arhetipa “narodnogo mudreca” v russkoj literature. Verhnevolzhskij filologicheskij vestnik. 2017. № 2. P. 17–20. (in Russian)

12. Leont'ev D.A. Vozmozhnost' mudrosti. Chelovek. 2011. № 1. P. 20–34. (in Russian)

13. Leont'ev D.A. Mudrost' kak integral'naya harakteristika lichnostnogo potenciala. Lichnostnyj potencial: struktura i diagnostika. Ed. Leont'ev. Moscow: Smysl, 2011. P. 92–106. (in Russian)

14. Mekhtihanova N.N., Kutuzova A.B. Problema opredeleniya fenomena mudrosti v psihologicheskoj nauke. Vestnik Yaroslavskogo gosudarstvennogo universiteta im. P.G. Demidova. Seriya Gumanitarnye nauki. 2019. № 1 (47). P. 97–100. (in Russian)

15. Muzdybaev K. Issledovanie mudrosti v pogibshih, drevnih i sovremennyh civilizaciyah. Zhurnal sociologii i social'noj antropologii. 2012. V. 15 (6). P. 113–130. (in Russian)

16. Nikitina E.A. Predstavleniya lyudej raznogo vozrasta o mudrosti. V sb.: Metodologiya, teoriya, istoriya psikhologii lichnosti. Eds. A.L. Zhuravlev, E.A. Nikitina, N.E. Kharlamenkova. Moscow: Izd-vo “Institut psikhologii RAN”, 2019. P. 425–432. (in Russian)

17. Novaya filosofskaya enciklopediya. V 4 tt. Ed. V.S. Styopina. Moscow: Mysl', 2001. (in Russian)

18. Kharlamenkova N.E. Zhizn' uchenogo – poisk i otkrytie neyavnogo znaniya v yavnom (k yubileyu L.I. Ancyferovoj). Psikhologicheskii zhurnal. 2014. V. 35 (6). P. 5–17. (in Russian)

19. Kholodnaya M.A. Psihologiya intellekta: paradoksy issledovaniya. St. Petersburg: Piter, 2002. (in Russian)

20. Erikson E.G. Detstvo i obshchestvo. St. Petersburg: Lenato, AST, 1996. (in Russian)

21. Ardelt M. Wisdom as expert knowledge system: a critical review of a contemporary operationalization of an ancient concept. Hum. dev. 2004. V. 47. P. 257–285.

22. Ardelt M. How Similar are Wise Men and Women? A Comparison Across Two Age Cohorts. Res. Hum. Dev. 2009. V. 6 (1). Р. 9−26.

23. Ardelt M. Are older adults wiser than college students? A comparison of two age cohorts. J. Adult Dev. 2010. V. 17. P. 193–207.

24. Baltes P.B., Dittmann-Kohli F., Dixon R.A. New perspectives on the development of intelligence in adulthood: Toward a dual-process conception and a model of selective optimization with compensation. Life span development and behavior. 1984. V. 6. P. 33–76.

25. Baltes P.B., Smith J. The fascination of wisdom: Its Nature, Ontogeny, and Function. Perspect. Psychol. Sci. 2008. V. 3 (1). P. 56−64.

26. Baltes P.B., Staudinger U.M. Wisdom. A metaheuristic (pragmatic) to orchestrate mind and virtue toward excellence. Am. Psychol. 2000. V. 55 (1). P. 122−136.

27. Bangen K.J., Meeks T.W., Jeste D.V. Defining and assessing wisdom: A review of the literature. Am. J. Geriatr. Psychiatry. 2013. Т. 21 (12). С. 1254–1266.

28. Bluck S., Glück J. From the inside out: People's implicit theories of wisdom / A handbook of wisdom. Psychological perspectives. R.J. Sternberg & J. Jordan (Eds.). NY: C.U.P. 2005. P. 84-109.

29. Brown S.C., Greene J.A. The Wisdom Development Scale: Translating the conceptual to the concrete. J. Coll. Stud. Dev. 2006. V. 47. P. 1–19.

30. Glück J. Measuring Wisdom: Existing Approaches, Continuing Challenges, and New Developments. J. Gerontol. B Psychol. Sci. Soc. Sci. 2018. V. 73 (8). P. 1393–1403.

31. Glück J., Strasser I., Bluck S. Gender differences in implicit theories of wisdom. Res. Hum. Dev. 2009. V. 6 (1). P. 27−44.

32. Grossmann I. Wisdom in Context. Perspectives on Psychological Science. 2017. V. 12 (2). P. 233−257.

33. Grossmann I., Gerlach T.M., Denissen J.J. Wise reasoning in the face of everyday life challenges. Soc. Psychol. Personal. Sci. 2016. V. 7 (7). P. 611–622.

34. Grossmann I., Karasawa M., Izumi S, Na J., Varnum M.E.W., Kitayama S., Nisbett R.E. Aging and Wisdom: Culture Matters. Psychological Science. 2012. V. 23(10). P. 1059−1066.

35. Grossmann I., Kross E. Exploring Solomon’s paradox: Self-distancing eliminates the self-other asymmetry in wise reasoning about close relationships in younger and older adults. Psychological Science. 2014. V. 25. P. 1571–1580.

36. Gugerell S.H., Riffert F. On Defining “Wisdom”: Baltes, Ardelt, Ryan, and Whitehead. Interchange. 2011. V. 42. P. 225–259.

37. Holliday S.G., Chandler M.J. Wisdom: Explorations in adult competence. Contrib. Hum. Dev. 1986. V. 17. P. 1−100.

38. Jeste D.V., Ardelt M., Blazer D., Kraemer H.C., Vaillant G., Meeks T.W. Expert consensus on characteristics of wisdom: a Delphi method study. The Gerontologist. 2010. V. 50 (5). P. 668–680.

39. Jordan J. The quest for wisdom in adulthood: A psychological perspective. A handbook of wisdom. Psychological perspectives. R.J. Sternberg & J. Jordan (Eds.). NY: C.U.P. 2005. P. 160–188.

40. Labouvie-Vief G., Diehl M. Cognitive complexity and cognitive-affective integration: related or separate domains of adult development. Psychol. aging. 2000. V. 15 (3). P. 490−504.

41. Mickler Ch., Staudinger U. Personal Wisdom: Validation and Age-Related Differences of a Performance Measure. Psychol. Aging. 2008. V. 23(4). P. 787−799.

42. Orwoll L., Achenbaum W.A. Gender and the development of wisdom. Hum. Dev. 1993. V. 36. P. 274–296.

43. Orwoll L., Perlmutter M. A study of wise persons: integrating a personality perspective. In Wisdom: its nature, origins, and development. Ed. R.J. Sternberg. Cambridge: C.U.P., 1990. P.160−177.

44. Peltonen T. Towards Wise Management. Wisdom and Stupidity in Strategic Decision-making. Palgrave Macmillan, 2019. Р. 27−68.

45. Sánchez-Escobedo P., Park K., Hollingworth L., Misiuniene J., Ivanova L. A cross-comparative international study on the concept of wisdom. Gift. Educ. Int. 2014. V. 30 (3). P. 228−236.

46. Smith J., Baltes P.B. A study of wisdom-related knowledge: Age/cohort differences in responses to life planning problems. Dev. Psychol. 1990. V. 26. P. 494−505.

47. Staudinger U.M. A psychology of wisdom: History and recent developments. Res. Hum. Dev. 2008. V. 5. P. 107−120.

48. Staudinger U.M., Glück J. Psychological Wisdom Research: Commonalities and Differences in a Growing Field. Annu. Rev. Psychol. 2011. V. 62. P. 215−241.

49. Sternberg R.J. Implicit Theories of Intelligence, Creativity, and Wisdom. J. Pers. Soc. Psychol. 1985. V. 49 (3). P. 607−627.

50. Sternberg R.J. Wisdom, foolishness, and toxicity in human development. Res. Hum. Dev. 2018. V. 15(3–4). P. 200–210.

51. Weststrate N.M., Ferrari M., Ardelt M. The Many Faces of Wisdom: An Investigation of Cultural-Historical Wisdom Exemplars Reveals Practical, Philosophical, and Benevolent Prototypes. Pers. Soc. Psychol. Bull. 2016. V. 42 (5). P. 662−676.

Comments

No posts found

Write a review
Translate