Современные исследования мудрости: состояние и перспективы
Современные исследования мудрости: состояние и перспективы
Аннотация
Код статьи
S020595920014228-6-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Никитина Е. А. 
Должность: Научный сотрудник
Аффилиация: ФГБУН Институт психологии РАН
Адрес: москва, ул. Ярославская, д. 13, корп. 1
Выпуск
Страницы
15-24
Аннотация

Рассмотрены различные подходы к изучению мудрости, ход развития философского и психологического понимания данного феномена. Показана типичная динамика большинства исследовательских подходов в психологии: от мудрости как когнитивной или личностной характеристики — к целостному многоаспектному феномену. Продемонстрированы сходства и различия существующих эксплицитных теорий, а также связанные с культурой, возрастом и полом особенности имплицитных представлений о мудрости и различия в ее проявлении. В связи с этим отмечены ограничения существующих методов измерения мудрости. Указываются перспективы дальнейших исследований.

Ключевые слова
мудрость, представления о мудром человеке, теории мудрости, когнитивные и личностные характеристики, возрастные и половые различия, учет контекста
Источник финансирования
Исследование поддержано РФФИ, проект № 19-113-50269
Классификатор
Получено
19.03.2021
Дата публикации
04.04.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
487
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
1 Мудрость стала предметом психологии сравнительно недавно, лишь в последние 40 лет, причем говорить о систематическом ее изучении пока рано. Цель данной работы состоит в анализе существующих в настоящий момент теоретических подходов к рассмотрению мудрости, методов исследования, выявлении ограничений и перспектив дальнейших исследований.
2 В большинстве русскоязычных психологических словарей мудрость не упоминается, что говорит о новизне этого понятия для российской психологии и необходимости его серьезного изучения. Как пишет Л.И. Анцыферова, “мудрость очень трудно определить, а между тем обычные люди легко распознают мудрого человека по каким-то неясно осознаваемым ими признакам” [2, с. 395].
3 Поиски определения представляется логичным начать с работ философов, обсуждающих тему мудрости не одно тысячелетие. Обращаясь к истории, мы сталкиваемся с трудным вопросом: в какой мере мы имеем право говорить об использовании одного термина “мудрость” применительно к философским воззрениям Платона или Аристотеля, учитывая, что в античности одновременно существовали целых три понятия: софия (σοφία), фронезис (φρόνησις) и эпистеме (ἐπιστήμη), часто одинаково переводимые в современных публикациях, но имевшие существенно различающиеся оттенки значения. Для Аристотеля софия синонимична поиску высшей истины, фронезис – относится к практической стороне жизни, а эпистеме – можно сопоставить с научным знанием (см. работы Banicki, 2009; Trowbridge, 2011; Wolsdorf, 2018). Несмотря на различия культурно-исторических форм выражения мудрости в восточной и западной цивилизациях, систематически отмечается важность духовной работы человека (например, Мальцева, 2004, 2015; Митина, 2001). Философская энциклопедия описывает мудрость как “высшее, целостное, духовно-практическое знание, ориентированное на постижение абсолютного смысла бытия…” [17]. При этом “мудрость в жизни мудреца — это не просто знание истины, но и воплощение истины в самой его жизни” [4, с. 618]. Таким образом, современные философские исследования мудрости, обнаруживая невозможность отрыва данного феномена от его носителя — человека, все больше приближаются к психологии.
4 Обзор психологических публикаций также демонстрирует пересечение с философскими подходами. В наиболее общем виде мудрость можно, по-видимому, расположить в пространстве между тремя осями: (1) развитым интеллектом и широкими и глубокими знаниями, (2) успешностью в решении проблем в реальной жизни и (3) направленностью на добро и духовностью, что на новом уровне возвращает нас к древнегреческим представлениям об эпистеме, фронезисе и софии. И хотя многие авторы на начальном этапе своих исследований в большей степени сосредоточивают внимание на одной из сторон, в ходе дальнейшей работы они признают несомненную значимость и других измерений. Интересно, что, когда в исследовании Н. Вестрате респондентам было предложено оценить исторических персонажей от древности до наших дней, в результате выделилось три группы: ученых-философов, мудрых практиков и людей, жизнь которых направлена на общее благо, при этом “чистых” случаев мудрости конкретного типа не выявлено [51].
5 Первыми научными психологическими разработками феномена мудрости принято называть исследования, начатые П. Балтесом и его коллегами. В историческом обзоре работ, относящихся к “Берлинской парадигме”, отмечается, что на начальных этапах исследования западная психология, дифференцируясь от философских корней, редуцировала смысл мудрости исключительно к “техническому знанию о том, как все работает” (Banicki, 2009). В своих ранних публикациях П. Балтес характеризует мудрость как экспертное знание и выдвигает ее пять критериев: компетентность в конкретных областях, применимость имеющихся знаний в реальной жизни, учет контекста при определении проблемы, неоднозначность и релятивизм суждений [24]. Р. Стернберг отмечает важность самостоятельности мышления, способности к извлечению уроков из теоретических и практических источников, а также оперативного поиска и использования необходимой информации [49].
6 К “когнитивному” направлению исследований можно отнести и работы, выполненные в контексте эволюции пиажетианских представлений о развитии интеллекта, а именно, посвященные достижению стадии пост-формальных операций. Представители этого направления связывают приобретение мудрости не с накоплением большого объема информации, а с формированием более совершенного способа ее обработки — диалектического мышления, понимая мудрость как достижение интеллектуальной вершины [3].
7 В российской науке к данному направлению ближе всего стоят, но им не ограничиваются, представления М.А. Холодной о мудрости как о “специфическом состоянии интеллектуальной зрелости, проявляющемся в контексте обыденного образа жизни и являющемся результатом длительного и уникального процесса накопления жизненного опыта”. “Психологической основой мудрости как одного из высших уровней интеллектуального развития являются интеграционные процессы в сфере индивидуального ментального опыта, которые имеют своим результатом, в первую очередь, повышение роли метакогнитивного опыта и, как следствие, изменение репрезентаций происходящего” [19, с. 183].
8 Следует отметить, что практически все сторонники понимания мудрости как главным образом характеристики интеллекта, его высшей стадии, пришли к этому выводу в ходе своих основных исследований развития мышления, что и определяет акцент на когнитивную составляющую в их работах.
9 Психологи, работающие в иных направлениях, в качестве основных аспектов мудрости выделяют другие стороны этого феномена. Так, с точки зрения Э. Эриксона, мудрость — это “базисная добродетель”, являющаяся результатом благополучного проживания человеком психоциальной стадии зрелости, последствием “благоприятных соотношений”, сложившихся на этой стадии [20, с. 385–386].
10 Л. Орволл и М. Перлмуттер [43] указывают на важность учета и когнитивных, и личностных характеристик, таких как способность к зрелой любви, выход за пределы своих интересов, наличие целостной философии жизни, при этом главную роль играет преодоление поглощенности собой в пользу учета общих интересов. При этом развитие интеллекта и накопление знаний в ходе образования и социализации взаимосвязаны с развитием личности, ее социо-эмоциональных характеристик, с выбором способов регуляции аффекта и адаптивных стратегий совладания [40].
11 Имплицитные представления участников многочисленных исследований о характеристиках мудрого человека также не сводятся к интеллектуальной сфере. С. Холлидей и М. Чандлер показали, что респонденты связывают мудрость с пониманием сущности ситуации, направленностью на других, компетентностью, скромностью и сдержанностью [37].
12 Расширение содержания понятия “мудрость” по мере изучения проблемы демонстрирует большинство исследователей, в том числе и авторы Берлинской парадигмы. Типичный ход развития психологических представлений о мудрости — от “экспертной системы знания” в 80–90-х годах [24, 46] к “единству ума и добродетели во имя человеческого совершенства и общего блага” к началу XXI века [26, с. 132; 25, 50].
13 Предложенная М. Ардельт [30] модель мудрости включает в себя три составляющих: когнитивную (понимание жизни и стремление к истине), рефлективную (способность к рассмотрению событий и явлений с разных точек зрения) и аффективную (сочувствие и любовь к другим). Сходные представления, но с акцентом на этическую составляющую и личностный рост высказываются и другими авторами [29, 36, 41, 44, 47].
14 В ряде работ исследуется связь мудрости и конкретных личностных характеристик и способностей человека: сдержанности, скромности, организованности, компетентности в проблемных ситуациях (Мехтиханова, Смульсон, 2013, 2015), способности к молчанию (Ожиганова, 2019), духовности и религиозного опыта (Krafcik, 2015), остроумия (Мусийчук, 2019), чувства юмора (Webster, 2007).
15 Немногочисленные работы по онтогенезу мудрости посвящены в основном описанию возрастных различий в ее понимании и проявлении. При этом в большинстве публикаций содержится имплицитное предположение об однонаправленном кумулятивном характере мудрости, имеющей конкретные характеристики в определенный момент развития человека.
16 В противовес этому в работах Л.И. Анцыферовой важный акцент делается на включение динамики в содержание понятия, рассмотрении мудрости не как стабильного состояния, а как сложного многофакторного процесса, иллюстрацией которого выступает разворачивающееся во времени исполнение мелодии оркестром, включающим различные музыкальные инструменты [2]. Мудрость – это “… дар антиципации, прогнозирования”, [1, с. 20], но не менее важна и позитивно направленная активность субъекта. «Мудрость немыслима без стремления и способности к “помогающему поведению”» [2, с. 415]. Людмила Ивановна “…понимала, что решения, принимаемые людьми в трудных жизненных ситуациях, основаны как на разуме, рациональных рассуждениях, так и на интуитивном внепонятийном постижении” [9, с. 248].
17 Анализируя работы Л.И. Анцыферовой, наши коллеги указывают и на такие отмеченные ей значимые характеристики мудрости как несводимость к старшему возрасту, способность к предчувствию, предугадыванию, интуиция, связь с целостностью личности, важность понимания себя [10], работу личности над собой, стремление искать и находить смысл происходящего [18]. А сама Людмила Ивановна оказывается редким примером действительно мудрого человека [8].
18 На неконстантность мудрости обращают внимание и современные исследователи. И. Гроссманн [33] считает, что некорректно говорить о мудрости как устойчивой черте человека, поскольку ее уровень у одних и тех же респондентов может существенно различаться в зависимости от ситуации.
19 Содержание, которое вкладывают специалисты, изучающие проблемы мудрости, в это понятие, оказывается весьма разнородным [38]. Участники выразили согласие лишь с тем, что мудрость: (1) присуща исключительно человеку, (2) является формой высокого когнитивного и эмоционального развития, связанного с опытом, (3) является личностным качеством, довольно редким, но которому можно научиться, и повышающимся с возрастом, (4) может быть измерена, (5) маловероятно, что может быть увеличена приемом лекарственных препаратов.
20 Разнообразие теоретических моделей и полученных эмпирических результатов показывает, что на настоящий момент основная проблема изучения мудрости – отсутствие согласия исследователей в определении содержания данного понятия [27]. Возможно, именно этот факт должен привести нас к пониманию того, что, несмотря на присутствие значительного общего содержания, феномен мудрости включает в себя и специфические аспекты, связанные с культурой, особенностями рассматриваемых ситуаций и характеристиками респондентов, что порождает значительные сложности в создании и применении измерительных методик.
21 МЕТОДИКИ ОЦЕНКИ МУДРОСТИ
22 Кратко характеризуя методическую базу исследований, приходится признать, что она не отличается разнообразием. С. Блак и Дж. Глюк [28] выделяют основные подходы к изучению мудрости:
23

1. Выделение дескрипторов: например, анализ ответов на вопрос “Что такое мудрость?” либо оценка степени согласия респондентов с определениями, ассоциирующимися с мудростью;

24

2. Описание конкретных мудрых личностей или эпизодов мудрого поведения, в том числе собственного поведения участников исследования;  

25

3. Эмпирические методы, направленные на оценку уровня мудрости респондентов. 

26 Для “измерения” мудрости респондентам, например, предлагают истории разной степени детализации и просят оценить решение, принятое непосредственным участником, или самостоятельно предложить “мудрое” решение. При этом крайне важен учет контекста, в котором разворачивается предлагаемая респондентам ситуация [32].
27 Однако чаще используются более простые инструменты, например, Трехмерная Шкала Мудрости 3D-WS М. Ардельт или Шкала самооценки мудрости SAWS Дж. Вебстера. Перевод и проверка валидности этих методик для использования на российской выборке были выполнены С.Э. Дровосековым [6], [7].
28 Кроме этих тестов нам известно лишь об одном российском инструменте: “Методике измерения уровня мудрости Н.Н. Мехтихановой”, созданной на основе существующих моделей, но с учетом культурно-специфичных имплицитных теорий мудрости, выявленных в результате анализа русских народных сказок, пословиц и житейских представлений о мудрости [18].
29 Следует отметить, что использование опросников для оценки такого сложного явления, как мудрость, имеет ряд ограничений. Прежде всего, авторы оригинальных методик предполагают, что степень согласия с предлагаемыми высказываниями монотонно растет или убывает с увеличением мудрости, что совсем не однозначно. Так, например, с используемыми в методиках фразами типа “Дела часто идут плохо, но в этом нет моей вины” или “Мне иногда бывает трудно увидеть ситуацию глазами другого человека” могут в большей степени соглашаться (хотя и по разным причинам) респонденты, находящиеся и на низком, и на высоком уровне мудрости, при этом остальные участники исследования могут отвергать подобные предположения.
30 Имеется и еще одна методическая проблема: хотя большинство людей способно сохранять спокойствие и учитывать интересы всех заинтересованных сторон в ситуации анализа конфликта между другими людьми, мало кто может вести себя так же, если они лично вовлечены в ситуацию, затрагивающую значимые сферы их жизни. Принять возможность компромисса, неопределенности, учитывать разные точки зрения оказывается значимо проще для другого, чем для себя [30, 35].
31 Анализ литературы показывает, что несмотря на признаваемую целостность феномена мудрости, в большинстве эмпирических подходов оцениваются лишь значения по отдельным шкалам, а далее, в лучшем случае, происходит их суммирование. Выявить взаимосвязи отдельных аспектов мудрости на настоящий момент не представляется возможным.
32 КРОССКУЛЬТУРНЫЕ, ВОЗРАСТНЫЕ И ПОЛОВЫЕ РАЗЛИЧИЯ В ПОНИМАНИИ МУДРОСТИ
33 Рассматривая философские и религиозные подходы к пониманию мудрости в истории их развития, многие авторы (Takahashi, Overton, 2005; Walsh, 2011, 2014) обращают внимание на исходно различные акценты в западной и восточной культурах: на знание и логику либо на трансцендентальный опыт, интегративность и несводимость к когнитивной сфере. Важным следствием восточного подхода авторы называют принципиальный отказ от выделения дифференцированных аспектов мудрости в пользу ее рассмотрения как рефлективного понимания, основанного на целостном когнитивном, аффективном, интуитивном и социальном опыте.
34 Сходства и различия в понимании мудрости выявлено К. Муздыбаевым при сопоставлении древнеегипетских, шумерских и древнерусских текстов. “Модель мудрости в древнерусской цивилизации можно было бы назвать моделью объединительной, поскольку она направлена на создание духа солидарности, сотрудничества и согласия в обществе” [15, с. 129]. Н.Н. Иванов показывает, что в русской культуре слово “мудрый” ассоциируется либо с разумным правлением (например, Ярослав Мудрый), либо с данной свыше способностью видеть истину и близостью к основам мироздания у так называемых народных мудрецов или “простецов” [11].
35 Сравнивая содержание понятий “мудрость” в русском и “wisdom” в английском языках, Л.Н. Горянова показывает, что хотя их первичное восприятие, связанное с познавательной деятельностью человека, совпадает, в русской концептуальной картине мира мудрость осознается прежде всего как характеристика человека, в английской, напротив, важным является не столько наличие этого качества, сколько его применение на практике. Для русского народа также типичным является понимание мудрости как универсальных знаний, переходящих от одного поколения к другому в виде наследия [5].
36 В кросскультурном исследовании концепта мудрости у современных молодых людей 15–19 лет были обнаружены значимые различия: для подростков из Мексики, Литвы и Латвии большое значение имеют такие характеристики, как креативность, сотрудничество и теплота, для американских молодых людей важнее великодушие и остроумие, в Литве и Латвии мудрость прежде всего ассоциируется с уважением [45].
37 Присутствие подобных культурных различий подводит нас к вопросу о правомерности использования переводных версий методик, направленных на оценку мудрости. Ситуация осложняется еще больше, если принимать во внимание особенности понимания и проявления мудрости людьми разного возраста и пола.
38 Во многих культурах мудрость ассоциируется в большей степени со старшим возрастом, хотя не является его необходимым элементом и не ограничивается им. Так, Л.И. Анцыферова, приводя в качестве примера биографию К.Г. Юнга, указывала, что мудрость “может проявляться — в необычных и странных формах — в очень раннем детстве, удивляя самого субъекта” [2, с. 394]. Дж. Джордан [39] предлагает три модели, учитывающих роль возраста: позитивную (мудрость растет с возрастом), модель кристаллизованной мудрости (накопленная в первой половине жизни мудрость сохраняется далее в неизменном виде) и модель, подразумевающую спад после максимума, достигнутого в период ранней взрослости.
39 Предположения П. Балтеса о кумулятивном характере мудрости были опровергнуты уже в его ранних исследованиях, продемонстрировавших, что количество “мудрецов” в разных возрастных группах остается приблизительно одинаковым [46], М. Ардельт [23] также не обнаружила различий между студентами и людьми пожилого возраста по суммарным значениям мудрости, однако при дифференцированном рассмотрении результатов было показано, что старшие участники исследования показали значимо более высокие значения по рефлексивной и аффективной шкалам. Для наиболее мудрых старших респондентов было характерно позитивное развитие на основе уроков из жизненного опыта, т.е. увеличение мудрости с возрастом. В работе Н.Н. Мехтихановой и М.Л. Смульсон (2013) обнаружена тенденция увеличения выраженности мудрости с возрастом, но в то же время показано, что ее высокий уровень может быть присущ лицам разных возрастов.
40 Возрастная специфика имплицитных представлений о мудрости была выявлена в нашем исследовании [16]. Для подростков мудрость заключается прежде всего в умении принять верное решение в конкретной ситуации, готовности помочь другим, наличии опыта и знаний. При этом мудрый человек никогда не причинит вред другим. Взрослые респонденты полагают, что мудрость — это отношение к жизни, способность принимать решения в соответствии с собственными ценностями, уместность действий, основанная на рефлексии собственного опыта, отсутствие категоричности в суждениях.
41 Старшие респонденты (65–92 лет) говорят также о необходимости оценивать динамику развития ситуации, что коррелирует с представлениями Л.И. Анцыферовой о мудрости как “даре предвидения”.
42 В работе И. Гроссманна [34] прослежена одновременно роль двух факторов, возраста и культуры, в принятии решений относительно сложных конфликтных ситуаций. Респонденты из США, но не из Японии, продемонстрировали положительную возрастную динамику таких характеристик, как умение учитывать различные точки зрения, осознание ограниченности собственных знаний и понимание важности компромиссов. Авторы полагают, что из-за свойственного японской культуре стремления к гармонии в человеческих отношениях ее представители раньше достигают мудрости относительно социальных конфликтов и возможности их предотвращения.
43 Мудрость женщины и мужчины также могут различаться и в имплицитных представлениях респондентов, и в особенностях ее проявления. Мудрый мужчина обычно видится как добрый, оптимистичный и склонный к сотрудничеству экстраверт, направленный на достижение поставленных целей и способный на нетрадиционные решения, относительно женщин респонденты чаще обращали внимание на когнитивные особенности, а также влиятельность [45]. При описании собственных мудрых поступков мужчины чаще указывали события, связанные с профессиональной деятельностью, а женщины — с семейной жизнью, включая темы болезни и смерти [22]. И хотя старшие женщины набирали более высокие баллы по аффективной и менее высокие баллы по когнитивной шкалам, суммарные значения мудрости у женщин и мужчин молодого и пожилого возраста не отличались [там же]. Для респондентов широкого возрастного диапазона из США и Японии (Takahashi, Overton, 2002), Германии (Kunzmann Baltes, 2003), (Webster, 2007), США и Вьетнама (Lee, 2008) связанных с полом различий по шкалам фактического и процедурного знания, релятивизма, толерантности к неопределенности, способности к анализу и синтезу, самотрансцендентности обнаружено не было. Л. Орволл и В. Ахенбаум предположили, что хотя пути достижения и реализации мудрости могут различаться в зависимости от пола, однако истинный мудрец на определенном этапе развития способен к интеграции маскулинных и фемининных аспектов своей личности [58].
44 Таким образом, мы видим, что при эмпирическом изучении мудрости необходимо учитывать целый ряд специфических особенностей, связанных с культурой и индивидуальными характеристиками респондентов, что важно, как при использовании существующих измерительных методик, так и при разработке новых.
45 ВЫВОДЫ
46 Изучение мудрости в психологической науке во многом строилось на пришедших из философии представлениях, рассматривающих мудрость как многоаспектный феномен, включающий в себя накопление научного знания, успешность решения практических проблем, а также стремление к Добру и Истине. При этом на начальном этапе достаточно отчетливо проявилось стремление исследователей к поиску конкретных, объективно измеряемых коррелятов мудрости. Выделилось несколько основных подходов к пониманию данного феномена:
47

1. Мудрость как знание или обладание информацией.

48

2. Мудрость как стадия развития интеллекта, отражающая особенности процесса мышления.

49

3. Мудрость как личностная черта или мета-характеристика человека, часто учитывающая его духовные качества.

50

4. Мудрость как характеристика поведения, в том числе его регуляции.

51 К настоящему времени большинство авторов приходит к расширению содержания своих представлений, интегрируя новые аспекты мудрости в разрабатываемые теории. Д.А. Леонтьев отмечает, что именно “осознание необходимости преодолеть интеллектуальную фрагментарность, восстановить целостность человека и стимулировало рост интереса к такому холистическому и междисциплинарному понятию, как мудрость” [12]. П. Балтес с коллегами (2002) также приходят к выводу, что на рубеже веков мудрость “становится центром междисциплинарного дискурса”, включающего антропологию культуры, политические науки, образование и психологию. Становится все более ясно, что мудрость “обусловлена не характеристиками интеллекта и не характеристиками личности, а взаимодействием между ними и их определенной интеграцией” [13]. Главной задачей ближайшего будущего является переход к рассмотрению мудрости как целостного явления, выделению общих и частных ее характеристик, исследованию их взаимосвязи и взаимовлияния на основе принципа системности.

Библиография

1. Анцыферова Л.И. Мудрость и ее проявления в разные периоды жизни человека. Психологический журнал 2004. Т. 25. № 3. С. 17−24.

2. Анцыферова Л.И. Развитие личности и проблемы геронтопсихологии. М.: Изд-во “Институт психологии РАН”, 2006.

3. Веракса Н.Е. Диалектическое мышление: логика и психология. Культурно-историческая психология. 2019. Т. 15 (3). С. 4–12.

4. Вильданова Г.Б., Вильданов У.С., Вильданов Х.С. Гносеологический анализ мудрости и истины. Вестник Башкирского университета. 2012. Т. 17 (1). С. 615−618.

5. Горянова Л.Н. Структуры концептов МУДРОСТЬ и WISDOM и способы объективации их признаков в русской и английской языковых картинах мира. Автореф. дисс. канд. филол. н. 2012, Кемерово.

6. Дровосеков С.Э. Психометрический анализ русскоязычной шкалы мудрости 3D-WS. Прикладная юридическая психология. 2018. №2. С. 88−95.

7. Дровосеков С.Э., Митина О.В., Низовских Н.А. Шкала самооценки мудрости Дж. Вебстера (SAWS): психометрический анализ русскоязычной версии. Вестник Вятского государственного университета. 2019. № 3. С. 160−171.

8. Журавлев А.Л., Харламенкова Н.Е. Мудрость личности (к 90-летию со дня рождения Л. И. Анцыферовой). Психологический журнал 2014. Т. 35. № 5. С. 99−101.

9. Знаков В. В. Психология понимания мира человека. М.: Изд-во “Институт психологии РАН”, 2016.

10. Знаков В.В. Динамический подход к исследованию личности и процессуальный анализ в психологии субъекта. Психологический журнал 2019. Т. 40. № 5. С. 27−34.

11. Иванов Н.Н. Рецепция архетипа “народного мудреца” в русской литературе. Верхневолжский филологический вестник. 2017. № 2. С. 17−20.

12. Леонтьев Д.А. Возможность мудрости. Человек. 2011. № 1. С. 20−34.

13. Леонтьев Д.А. Мудрость как интегральная характеристика личностного потенциала / Личностный потенциал: структура и диагностика / Под ред. Д.А. Леонтьева. М.: Смысл, 2011. С. 92−106.

14. Мехтиханова Н.Н., Кутузова А.Б. Проблема определения феномена мудрости в психологической науке. Вестник Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова. Сер. Гуманитарные науки. 2019. № 1 (47). С. 97−100.

15. Муздыбаев К. Исследование мудрости в погибших, древних и современных цивилизациях. Журнал социологии и социальной антропологии. 2012. Т. 15. № 6. С. 113−130.

16. Никитина Е.А. Представления людей разного возраста о мудрости // В сб.: Методология, теория, история психологии личности / Отв. ред. А.Л. Журавлев, Е.А. Никитина, Н.Е. Харламенкова. М.: Изд-во “Институт Психологии РАН”. 2019. С. 425−432.

17. Новая философская энциклопедия. В 4 тт. / Под ред. В.С. Стёпина. М.: Мысль, 2001.

18. Харламенкова Н.Е. Жизнь ученого − поиск и открытие неявного знания в явном (к юбилею Л.И. Анцыферовой). Психологический журнал. 2014. Т. 35 (6). С. 5−17.

19. Холодная М.А. Психология интеллекта: парадоксы исследования. СПб.: Питер, 2002.

20. Эриксон Э.Г. Детство и общество. С-Пб.: Ленато, АСТ, 1996.

21. Ardelt M. Wisdom as expert knowledge system: a critical review of a contemporary operationalization of an ancient concept. Hum. dev. 2004. V. 47. P. 257–285.

22. Ardelt M. How Similar are Wise Men and Women? A Comparison Across Two Age Cohorts. Res. Hum. Dev. 2009. V. 6 (1). Р. 9−26.

23. Ardelt M. Are older adults wiser than college students? A comparison of two age cohorts. J. Adult Dev. 2010. V. 17. P. 193–207.

24. Baltes P.B., Dittmann-Kohli F., Dixon R.A. New perspectives on the development of intelligence in adulthood: Toward a dual-process conception and a model of selective optimization with compensation. Life span development and behavior. 1984. V. 6. P. 33–76.

25. Baltes P.B., Smith J. The fascination of wisdom: Its Nature, Ontogeny, and Function. Perspect. Psychol. Sci. 2008. V. 3 (1). P. 56−64.

26. Baltes P.B., Staudinger U.M. Wisdom. A metaheuristic (pragmatic) to orchestrate mind and virtue toward excellence. Am. Psychol. 2000. V. 55 (1). P. 122−136.

27. Bangen K.J., Meeks T.W., Jeste D.V. Defining and assessing wisdom: A review of the literature. Am. J. Geriatr. Psychiatry. 2013. Т. 21 (12). С. 1254–1266.

28. Bluck S., Glück J. From the inside out: People's implicit theories of wisdom / A handbook of wisdom. Psychological perspectives. R.J. Sternberg & J. Jordan (Eds.). NY: C.U.P. 2005. P. 84-109.

29. Brown S.C., Greene J.A. The Wisdom Development Scale: Translating the conceptual to the concrete. J. Coll. Stud. Dev. 2006. V. 47. P. 1–19.

30. Glück J. Measuring Wisdom: Existing Approaches, Continuing Challenges, and New Developments. J. Gerontol. B Psychol. Sci. Soc. Sci. 2018. V. 73 (8). P. 1393–1403.

31. Glück J., Strasser I., Bluck S. Gender differences in implicit theories of wisdom. Res. Hum. Dev. 2009. V. 6 (1). P. 27−44.

32. Grossmann I. Wisdom in Context. Perspectives on Psychological Science. 2017. V. 12 (2). P. 233−257.

33. Grossmann I., Gerlach T.M., Denissen J.J. Wise reasoning in the face of everyday life challenges. Soc. Psychol. Personal. Sci. 2016. V. 7 (7). P. 611–622.

34. Grossmann I., Karasawa M., Izumi S, Na J., Varnum M.E.W., Kitayama S., Nisbett R.E. Aging and Wisdom: Culture Matters. Psychological Science. 2012. V. 23(10). P. 1059−1066.

35. Grossmann I., Kross E. Exploring Solomon’s paradox: Self-distancing eliminates the self-other asymmetry in wise reasoning about close relationships in younger and older adults. Psychological Science. 2014. V. 25. P. 1571–1580.

36. Gugerell S.H., Riffert F. On Defining “Wisdom”: Baltes, Ardelt, Ryan, and Whitehead. Interchange. 2011. V. 42. P. 225–259.

37. Holliday S.G., Chandler M.J. Wisdom: Explorations in adult competence. Contrib. Hum. Dev. 1986. V. 17. P. 1−100.

38. Jeste D.V., Ardelt M., Blazer D., Kraemer H.C., Vaillant G., Meeks T.W. Expert consensus on characteristics of wisdom: a Delphi method study. The Gerontologist. 2010. V. 50 (5). P. 668–680.

39. Jordan J. The quest for wisdom in adulthood: A psychological perspective. A handbook of wisdom. Psychological perspectives. R.J. Sternberg & J. Jordan (Eds.). NY: C.U.P. 2005. P. 160–188.

40. Labouvie-Vief G., Diehl M. Cognitive complexity and cognitive-affective integration: related or separate domains of adult development. Psychol. aging. 2000. V. 15 (3). P. 490−504.

41. Mickler Ch., Staudinger U. Personal Wisdom: Validation and Age-Related Differences of a Performance Measure. Psychol. Aging. 2008. V. 23(4). P. 787−799.

42. Orwoll L., Achenbaum W.A. Gender and the development of wisdom. Hum. Dev. 1993. V. 36. P. 274–296.

43. Orwoll L., Perlmutter M. A study of wise persons: integrating a personality perspective. In Wisdom: its nature, origins, and development. Ed. R.J. Sternberg. Cambridge: C.U.P., 1990. P.160−177.

44. Peltonen T. Towards Wise Management. Wisdom and Stupidity in Strategic Decision-making. Palgrave Macmillan, 2019. Р. 27−68.

45. Sánchez-Escobedo P., Park K., Hollingworth L., Misiuniene J., Ivanova L. A cross-comparative international study on the concept of wisdom. Gift. Educ. Int. 2014. V. 30 (3). P. 228−236.

46. Smith J., Baltes P.B. A study of wisdom-related knowledge: Age/cohort differences in responses to life planning problems. Dev. Psychol. 1990. V. 26. P. 494−505.

47. Staudinger U.M. A psychology of wisdom: History and recent developments. Res. Hum. Dev. 2008. V. 5. P. 107−120.

48. Staudinger U.M., Glück J. Psychological Wisdom Research: Commonalities and Differences in a Growing Field. Annu. Rev. Psychol. 2011. V. 62. P. 215−241.

49. Sternberg R.J. Implicit Theories of Intelligence, Creativity, and Wisdom. J. Pers. Soc. Psychol. 1985. V. 49 (3). P. 607−627.

50. Sternberg R.J. Wisdom, foolishness, and toxicity in human development. Res. Hum. Dev. 2018. V. 15(3–4). P. 200–210.

51. Weststrate N.M., Ferrari M., Ardelt M. The Many Faces of Wisdom: An Investigation of Cultural-Historical Wisdom Exemplars Reveals Practical, Philosophical, and Benevolent Prototypes. Pers. Soc. Psychol. Bull. 2016. V. 42 (5). P. 662−676.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести