Везде
Связь черт личности, культурных ценностей и коннективности дефолт-системы мозга с оценкой себя и других людей
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Связь черт личности, культурных ценностей и коннективности дефолт-системы мозга с оценкой себя и других людей
Аннотация
Код статьи
S020595920014200-6-1
DOI
10.31857/S020595920014200-6
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Князев Г. Г. 
Должность: Заведующий лабораторией дифференциальной психофизиологии
Аффилиация: Федеральное государственное бюджетное научное учреждение “Научно-исследовательский институт нейронаук и медицины”
Адрес: Новосибирск, ул. Тимакова, д. 4
Бочаров А. В.
Должность: Старший научный сотрудник
Аффилиация: Федеральное государственное бюджетное научное учреждение “Научно-исследовательский институт нейронаук и медицины”, Национальный Исследовательский Новосибирский государственный университет
Адрес: г. Новосибирск, ул. Тимакова, д. 4
Савостьянов А.лександр Н.
ORCID: 0000-0002-3514-2901
Должность: Ведущий научный сотрудник
Аффилиация: Федеральное государственное бюджетное научное учреждение “Научно-исследовательский институт нейронаук и медицины”, Национальный Исследовательский Новосибирский государственный университет
Адрес: г. Новосибирск, ул. Тимакова, д. 4
Левин Евгенией Андреевич
ORCID: 0000-0002-1338-5881
Должность: Старший научный сотрудник Центра ангионеврологии и нейрохирургии
Аффилиация: ФГБУ Национальный медицинский исследовательский центр им. акад. Е.Н. Мешалкина Минздрава РФ
Адрес: г. Новосибирск, ул. Речкуновская, д. 15
Выпуск
Том 42 № 2
Страницы
5-14
Аннотация

Исследование посвящено выявлению взаимосвязи черт личности и культурных ценностей с оценкой себя и других людей и участия в этих процессах дефолт-системы мозга (DMN). На основе данных ЭЭГ выявлялись паттерны коннективности DMN при оценивании себя и других людей, и исследовалась взаимосвязь с личностными и культурными переменными. Выявлено, что при оценивании себя, у лиц с высокой дружелюбностью, интеллектом и эмоциональным интеллектом коннективность DMNоказалась меньше, а у лиц с высоким нейротизмом и коллективизмом — больше, чем при оценивании других людей. Это позволяет предположить, что, по сравнению с оценкой других людей, самооценка в первом случае требует меньше, а во втором, наоборот, больше когнитивных ресурсов. Эти данные дают возможность по-новому взглянуть на связанные с личностью и культурными стереотипами особенности поведения в процессе социальных взаимодействий.

Ключевые слова
личность, культурные ценности, социальное сознание, дефолт система, ЭЭГ, альфа-осцилляции, коннективность
Источник финансирования
Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) (проект № 20-013-00404, проведение исследования) и за счет средств федерального бюджета на проведение фундаментальных научных исследований (№ темы АААА-А21-121011990039-2, разработка методов анализа данных)
Классификатор
Получено
18.03.2021
Дата публикации
04.04.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
206
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
Преимущества сервисов
920 руб. / 16.0 SU
1 В последние годы в социальной психологии наметилась отчетливая тенденция к все более широкому использованию идей и данных естественных наук. Возникшие на стыке этих дисциплин науки, такие как социальная нейронаука, в значительной степени революционизировали наши представления о причинах, механизмах и последствиях многих форм социального поведения [7]. Одно из открытий последних лет, значение которого до сих пор не до конца осознано социальными психологами, это открытие так называемой дефолт-системы мозга (default mode network, DMN). Концепция DMN была впервые сформулирована в 2001 году [30]. К этому времени было накоплено немало данных, показывающих, что в некоторых структурах мозга при выполнении большинства заданий уровень метаболической активности не увеличивается, а снижается. Рэйчл (Raichle) с соавторами [30] обобщили эти данные и провели собственные исследования, на основе которых сформулировали концепцию DMN. Согласно этой концепции, области мозга, входящие в DMN, участвуют в мыслительных процессах, протекающих в периоды относительного покоя, когда мозг не занят переработкой поступающей извне информации и организацией оперативного поведения. Эмпирические данные показывают, что набор структур, в которых при выполнении широкого спектра задач наблюдается деактивация, достаточно постоянен. В него входят медиальная префронтальная кора, задняя поясная извилина, преклиновидная и медиальная, латеральная и нижняя части теменной коры [30]. Это постоянство заставляет предположить, что спонтанные мыслительные процессы, несмотря на их разнообразие, имеют некую общую основу. Это предположение получило дополнительную поддержку в работах, анализировавших временную динамику активности DMN. Оказалось, что активность входящих в DMN структур коррелируют во времени. Так, при анализе методом независимых компонент входящие в DMN структуры отчетливо объединяются в один компонент [18]. Это подтверждает, что DMN является системой взаимосвязанных нейронных сетей объединенных, вероятно, единой функцией. В чем же состоит эта функция, и какова та общая основа, которая объединяет все разнообразие спонтанной мыслительной деятельности человека? К счастью, оказалось, что не на все экспериментальные задания DMN отвечает деактивацией. Если испытуемый вспоминает о важных событиях своей жизни, или думает о том, что его/ее ожидает в будущем, или размышляет о своих отношениях с другими людьми, в структурах DMN наблюдается активация [26]. Эти данные позволили предположить, что одной из функций DMN является социальное сознание. “Предоставленный самому себе, человеческий мозг естественным образом включается в размышления о социальных отношениях” [26]. В соответствии с этой гипотезой были выявлены отклонения в активности DMN у лиц с аутизмом и социальной фобией [16].
2 Не вызывает сомнения, что личность вносит существенный вклад в процессы социального сознания. Все пять факторов так называемой “Большой пятерки” так или иначе связаны с индивидуальными различиями в социальном поведении [29]. Экстраверсия сочетается с большим количеством социальных связей и большим уровнем получаемой социальной поддержки [29]. Экстраверты чаще выбирают позитивные варианты социальных взаимодействий, в то время как эмоционально нестабильные испытуемые выбирают их реже и чаще стремятся уклониться от контакта [15]. Нейротизм предрасполагает к повышенной фокусировке на собственном “Я” [27] и, соответственно, к большей чувствительности к связанным с собственным образом стимулам [23].
3 Связь культурных ценностей с социальным сознанием была выпукло представлена в знаменитой работе Маркуса и Китаямы [24], которая с тех пор была процитирована более 20 тысяч раз и явилась поворотным пунктом в развитии психологии культуры. Наиболее влиятельной описательной моделью культуры является пяти- (или шести- в последней версии) факторная модель Хофстеде [19]. Из пяти факторов Хофстеде наиболее изученным и имеющим наиболее прямое отношение к теме социальных взаимодействий является фактор индивидуализма/коллективизма. В индивидуалистических культурах ценится индивидуальная напористость и доминантность, а в коллективистских — следование правилам и подчинение авторитету. Показано, например, что у американцев области мозга, реагирующие на положительные стимулы, активировались при восприятии изображений доминантных фигур, а у японцев — подчиненных [15]. Обнаружены также интересные различия в плане различения “Я” и “другие”. У представителей индивидуалистской культуры (США) мысли о себе сопровождались большей активацией медиальной префронтальной коры, чем мысли о других людях, включая близких родственников [20]. У представителей же коллективистской культуры (Китай) одна и та же область медиальной префронтальной коры одинаково активировалась при мыслях о себе и своей матери [28]. Мы провели подобное исследование, сравнивая паттерны активации DMN на основе ЭЭГ данных у русских и китайцев. В соответствии с приведенными выше данными, спонтанные мысли о социальном окружении были связаны с активностью переднего центра DMN (медиальная префронтальная кора) у китайцев. У русских, однако, они были связаны с активностью заднего центра DMN центрированного в задней части поясной извилины [22]. Сравнение представителей разных культур дает важную информацию о влиянии культурных ценностей на социальное сознание и связанную с ним активность мозга, однако оно не учитывает наличие индивидуальных различий в степени приятия/неприятия доминирующих культурных ценностей отдельными людьми [24]. Это особенно важно для такой страны, как Россия, культура которой представляет смесь западных и восточных ценностей. По классификации Хофстеде, Россия отнесена к коллективистским странам [19], однако исследования показывают, что российский коллективизм качественно отличается от восточного конфуцианского коллективизма, который главным приоритетом ставит гармонию внутригрупповых отношений. По данным Михеева [25] русские меньше озабочены внутригрупповой гармонией и больше стремятся занять доминирующую позицию в группе. Конкуренция — важная часть русской ментальности [5, 13], и русские придают большое значение, как подчинению, так и самоопределению — крайне необычное сочетание коллективистских и индивидуалистических тенденций [25]. Нами показано, что в России коллективистская ориентация является фактором риска для депрессии, увеличивая тенденцию подавлять (не показывать) вызванные стрессом отрицательные эмоции [21]. Это находится в остром противоречии с восточноазиатскими странами, где коллективизм, наоборот, защищает от депрессии [8].
4 Несмотря на большой и стремительно увеличивающийся объем информации о функциях DMN и ее участии в процессах самосознания и социального сознания, практически отсутствуют данные об индивидуальных различиях в ее активности, связанных с личностью и культурными стереотипами. Задачей данной работы было выявление влияния личности и культурных ценностей на оценку себя и других людей и на участие в этих процессах DMN.
5 МЕТОДИКА
6 В исследовании приняли участие 41 человек (20 мужчин, средний возраст — 23.4, SD=6.6) — студенты и преподаватели Новосибирского государственного университета. Протокол исследования был утвержден этическим комитетом Института физиологии и фундаментальной медицины. Эксперимент состоял из предъявления испытуемым на экране монитора прилагательных, описывающих личностные или другие характеристики. Предлагалось оценить, в какой степени эти характеристики свойственны самому испытуемому или другим людям. Нами были составлены списки прилагательных русского языка в среднем не отличающиеся по длине и количеству гласных для разных сравниваемых категорий. Прилагательные были подобраны таким образом, чтобы оценивать качества, желательные, нежелательные и нейтральные; количество слов во всех категориях было сбалансировано. Некоторые прилагательные были взяты из личностных опросников и описывали свойства личности, другие описывали физические характеристики. Составленный список прилагательных был протестирован группой экспертов (студенты и преподаватели гуманитарного факультета НГУ), каждое прилагательное было оценено в плане знака и силы эмоций, которые оно вызывает. Предлагалось четыре объекта оценивания: Я, близкий человек, нейтральный человек и неприятный человек. В начале эксперимента испытуемых просили подумать и выбрать представителей каждой категории. Потом предлагали оценить по шкале от -5 до +5 эмоции, которые вызывает каждый из выбранных объектов. Дальнейший эксперимент состоял из четырех блоков, которые у разных испытуемых чередовались в случайном порядке. В начале каждого блока на экране монитора появлялась надпись, сообщающая, кого из выбранных объектов предстоит оценивать, и предлагалось в течение двух минут вспомнить этого человека и подумать о его/ее качествах. Затем на экране монитора в случайном порядке предъявлялись прилагательные из списка, и испытуемый должен был выбрать один из вариантов: “да” или “нет”, нажимая правой рукой соответствующую клавишу на клавиатуре. В течение всего блока в верхней части экрана показывалось напоминание кто в данном блоке оценивается.
7 ЭЭГ записывалась с помощью установки Brain Products (Германия) с использованием стандартной шапочки с 124 электродами, расположенными по системе 10–5, при частоте оцифровки 1000 Гц. В качестве референта использовали Cz. Индивидуальная позиция каждого электрода определялась с помощью дигитайзера FASTRAK (Polhemus, Канада). Артефакты удалялись с помощью анализа независимых компонент в программе EEGlab [11] и данные пересчитывались на усредненный референт. Далее данные были отфильтрованы в диапазоне альфа ритма (8–12 Гц). Этот диапазон был выбран на основе большого количества данных, показывающих, что ЭЭГ корреляты процессов самосознания и социального сознания наиболее устойчиво выявляются именно в альфа диапазоне. Локализация источников осуществлялась методом формирователя пучка (beamformer). Далее проводилась коррекция утечки сигнала методом ортогонализации. После коррекции к временным рядам было применено преобразование Гилберта, позволяющее получить огибающую сигнала, которая потом и использовалась для расчета корреляций. В качестве “семени” при расчете коннективности брали четыре точки, расположенные в центрах дефолт системы – медиальная префронтальная кора (-1, 49, -2), задняя часть поясной извилины (-5, -53, 41) и левая (-45, -71, 35) и правая (45, -71, 35) латеральная париетальная кора. Координаты этих точек взяли из опубликованных фМРТ исследований [9, 14]. Полученные карты коннективности переводили в NIFTI формат; статистический анализ проводили в пакете SPM-12 с использованием факторного дизайна с двумя within-subject факторами — объект (пять уровней) и семя (четыре уровня). Достоверность эффектов оценивали с помощью двойного порога – на уровне вокселя (p
8 Помимо участия в эксперименте все испытуемые заполняли пакет опросников. Для измерения личности в рамках пятифакторной модели был использован опросник Л. Голдберга “Маркеры факторов “Большой пятерки” (Big Five Factor Markers) (http://ipip.ori.org/newItemTranslations.htm) [2]. Для оценки фасетов экстраверсии и нейротизма использовали личностный профиль по Айзенку [12]. Кроме этого мы использовали опросники для измерения личностной тревожности (State Trait Anxiety Inventory) [4, 33] и агрессивности (Agression Scale) [6]. Эмоциональный интеллект измерялся с помощью опросника Барчард, переведенного и валидизированного нами [3]. Для оценки выраженности индивидуалистических и коллективистских тенденций были использованы два опросника. Первый — это известный опросник Сингелиса (Self Construal Scale) [32] коллективная и независимая Я-концепция. Второй измеряет аффилиативные тенденции избирательно к ближайшим родственникам, или любимому человеку (RISC, The Relational-Interdependent Self-Construal) [10]. Оба опросника переведены и валидизированы нами [1].
9 РЕЗУЛЬТАТЫ
10

Анализ поведенческих данных. Средние (SD) оценки, выставленные выбранным объектам в начале эксперимента, составляли: “близкий” — 4.4 (0.7), “незнакомый” — 1.2 (0.9), “неприятный” — -2.7 (1.4). Дисперсионный анализ показал высокую достоверность главного эффекта фактора объект и последующие попарные сравнения с помощью T-теста для связанных выборок показали, что все различия были достоверны на уровне p<0.001. Расчет корреляций с личностными переменными показал, что близким более высокие оценки ставили испытуемые с высокими оценками по шкалам RISC (r=0.33, p=0.036) и эмоционального интеллекта (r=0.42, p=0.007), незнакомцам более высокие оценки ставили испытуемые с высокой экстраверсией (r=0.34, p=0.031), а неприятелям более высокие оценки ставили испытуемые с высоким нейротизмом (r=0.32, p=0.040).
11

Далее использовали дисперсионный анализ для повторных измерений для выявления эффекта факторов “объект” (Я, близкий, нейтральный, неприятный) и “оценка” (отрицательная, нейтральная, положительная). Факторы “объект” и “оценка” достоверно взаимодействовали друг с другом [F(6, 240)=95.9, p<0.001]. Как показано на Рисунке 1, для оценки неприятного человека участники исследования чаще выбирали негативные прилагательные, а для всех остальных — позитивные. Интересно, что взаимодействие факторов оставалось достоверным, даже если категорию “неприятный” убирали из анализа [F(4, 160)=10.6, p<0.001]. Из Рисунка 1 видно, что наиболее положительно оценивали близкого человека, а себя не более положительно, чем незнакомца. При попарных сравнениях Я-близкий и Я-незнакомец достоверное взаимодействие факторов наблюдалось в первом [F(2, 80)=34.7, p<0.001], но не во втором [F(2, 80)=0.7, p=0.506] случае.
12

Рис. 1. Взаимодействие факторов объекта и оценки.
13

При анализе эффектов личностных переменных обнаружено достоверное взаимодействие экстраверсии [F(6, 234)=3.2, p=0.005] и особенно ее фасета активности [F(6, 234)=4.5, p<0.001] с факторами объекта и оценки. Взаимодействие активности и оценки было достоверным только для объекта “Я” [F(2, 78)=8.7, p<0.001]. Как видно из Рисунка 2, экстраверты чаще выбирали для описания собственной персоны позитивные и реже — негативные прилагательные.
14

Рис. 2. Влияние фасета экстраверсии (активность) на самооценку.
15 Достоверные эффекты были обнаружены также для нейротизма и особенно для его фасета тревожности [F(6, 234)=4.1, p=0.001] и неполноценности [F(6, 234)=4.0, p=0.001]. Тревожность взаимодействовала с оценкой для объекта “Я” [F(2, 38)=38.0, p=0.001], но не для трех других объектов. Как видно из Рисунка 3, тревожные испытуемые чаще выбирали для описания собственной персоны негативные и реже позитивные прилагательные. Эффект неполноценности был аналогичен по содержанию эффекту тревожности.
16

Рис. 3. Влияние личностной тревожности на самооценку.
17 Доброжелательность большой пятерки взаимодействовала с фактором оценки [F(2, 78)=6.1, p=0.003]. Независимо от объекта, доброжелательные испытуемые чаще ставили положительные оценки. Такой же эффект выявлен для шкалы положительной экспрессивности эмоционального интеллекта [F(2, 78)=6.2, p=0.003].
18

Обнаружено достоверное взаимодействие враждебности из опросника Басса и Перри с факторами оценки [F(2, 78)=7.1, p=0.001] и объекта и оценки [F(6, 234)=2.6, p=0.018]. Испытуемые с высокими оценками враждебности в целом чаще выбирали негативные прилагательные и этот эффект был сильнее всего при оценке собственной персоны [F(2, 78)=14.4, p<0.001].
19

Такой же анализ был проведен с использованием времени реакции в качестве зависимой переменной. Достоверный главный эффект фактора объект [F(3, 120)=7.7, p<0.001] показывал, что испытуемые меньше думали оценивая любимого человека (X̅=1291, SD=678) и себя (X̅=1400, SD=604), чем оценивая незнакомца (X̅=1543, SD=750) и неприятного человека (X̅=1650, SD=850). Достоверных эффектов психометрических переменных на время реакции выявлено не было.
20 Анализ ЭЭГ данных. При анализе эффектов личностных переменных на показатели коннективности дефолт системы в процессе оценивания выявлен достоверный эффект нейротизма [-27, -82, 39, T(1, 604)=3.1, k=107828, FWE-corrected p=0.004]. При высоких оценках нейротизма связь дефолт системы с париетальными областями коры была больше при оценивании себя и близкого человека, чем при оценивании незнакомца и неприятного человека (Рисунок 4).
21

Рис. 4. Эффект нейротизма на коннективность дефолт-системы в процессе оценивания разных объектов. Контраст “Я” и “близкий” > “незнакомый” и “неприятный человек”.
22 Эффект дружелюбности из Большой Пятерки [-35, -12, 53, T(1, 604)=2.6, k=85963, FWE-corrected p=0.012] состоял в том, что при высокой дружелюбности связь дефолт системы с центральными и фронтальными областями коры была больше при оценивании неприятного человека, чем при оценивании всех остальных объектов.
23

Выявлен также достоверный эффект интеллекта из Большой Пятерки [1, 60, 13, T(1, 604)=3.4, k=145138, FWE-corrected p<0.001]. При высоком интеллекте связь дефолт системы с медиальной фронтальной корой была больше при оценке незнакомого и неприятного человека, чем при оценке себя и близкого человека (Рисунок 5).
24

Рис. 5. Эффект интеллекта Большой пятерки на коннективность дефолт системы в процессе оценивания разных объектов. Контраст “Я” и “близкий”< “незнакомый” и “неприятный человек”.
25 Эффект эмоционального интеллекта [-3, 66, 11, T(1, 604)=2.7, k=84212, FWE-corrected p=0.014] состоял в том, что при высоком эмоциональном интеллекте связь дефолт системы с медиальной фронтальной корой была больше при оценке близкого, незнакомого и неприятного человека, чем при оценке себя.
26

У испытуемых с высокими оценками по шкале аффилиации с родственниками и друзьями (шкала RISC) при оценке незнакомого и неприятного человека была увеличена сила связи дефолт системы с левой прецентральной извилиной [-23, -14, 61, T(1, 604) = 3.11, k = 30697, FWE-corrected p=0.002].
27 Для шкалы коллективизма достоверный эффект [61, -54, -19, T(1, 604) = 3.11, k=30697, FWE-corrected p=0.002] состоял в том, что у лиц с высоким коллективизмом связь дефолт системы с правой височной корой была больше при оценке себя, чем при оценке всех остальных объектов.
28 ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ
29 Поведенческие данные. Оценки, выставленные выбранным объектам в начале эксперимента, подтверждают, что испытуемые правильно поняли задание и выбрали соответствующие объекты для оценивания. Корреляции этих оценок с личностными переменными согласуются со смыслом соответствующих личностных конструктов. Действительно, шкала RISC разрабатывалась с целью выявить тенденции устанавливать тесные связи с ближайшими родственниками и друзьями [10]. Не удивительно поэтому, что испытуемые с высокими оценками по этой шкале видят близкого человека в более положительном свете, чем испытуемые с низкими оценками. То же можно сказать про испытуемых с высоким эмоциональным интеллектом, который предполагает, в числе прочего, способность устанавливать тесные эмоциональные связи с близкими людьми [31]. Более положительное оценивание незнакомых людей экстравертами хорошо согласуется с сутью этого личностного фактора, предрасполагающего к установлению большого количества поверхностных связей с малознакомыми людьми. Наконец, более положительное оценивание неприятных людей испытуемыми с высоким нейротизмом можно интерпретировать либо как стремление уклониться от прямого противостояния, либо как проявление неуверенности в себе в силу низкой самооценки. В целом, такой “ожидаемый” паттерн результатов можно считать подтверждением экологической валидности экспериментальной модели.
30 Такой же общий паттерн просматривается и в процессе оценивания выбранных объектов. Как и следует ожидать, неприятный объект в среднем получает максимальные негативные и минимальные позитивные оценки, а любимый, наоборот, максимальные позитивные и минимальные негативные. Интересно, что “Я” в среднем оценивается ниже чем любимый человек, и оценки “Я” не отличаются от оценок незнакомца. Можно думать, что это отражает достаточно высокий уровень самокритики в выборке молодых и образованных людей.
31 Интересно, что влияние экстраверсии и нейротизма на результаты оценивания проявлялось исключительно для объекта “Я”. Это влияние также согласуются со смыслом этих двух личностных конструктов. Действительно, высокая самооценка свойственна экстравертам, в то время как низкая самооценка является одним из фасетов нейротизма [12]. В соответствии с этим, экстраверты чаще выбирали для описания собственной персоны позитивные прилагательные, а испытуемые с высокими оценками нейротизма — негативные. Эффекты доброжелательности и враждебности проявлялись для всех оцениваемых объектов. Доброжелательные испытуемые всем ставили более высокие, а враждебные — более низкие оценки. Следует отметить, однако, что испытуемые с высокой враждебностью ниже всего оценивали себя.
32 ЭЭГ данные. Дополнительные ключи к пониманию эффектов личностных переменных можно извлечь из анализа ЭЭГ данных. При интерпретации этих данных мы исходим из того, что большая сила связей между определенными областями мозга является свидетельством большего их включения в процесс, что, в соответствии с теорией нейрональной эффективности, обычно интерпретируется как свидетельство большей субъективной трудности задачи.
33 Можно поэтому думать, что лицам с высоким нейротизмом труднее оценивать себя и любимого человека, чем незнакомца и неприятного человека. Это можно понять исходя из того, что нейротизм сочетает повышенный фокус на собственном “Я” с низкой самооценкой [27]. Нужно подчеркнуть, что эффект в этом случае выявлен в париетальной коре, входящей в DMN. То есть, фактически, при оценивании себя и близкого человека у лиц с высоким нейротизмом увеличивалась коннективность внутри дефолт системы, что соответствует представлениям о функциях этой сети [29].
34 Дружелюбным испытуемым, судя по нашим данным, труднее всего было оценивать неприятного человека, что свидетельствует, вероятно, о смутном представлении образа неприятного человека у дружелюбных людей. Фронтальные области, с которыми при этом усиливалась связь DMN, участвуют в механизмах рабочей памяти. Можно думать, что оценивание неприятного человека потребовало у дружелюбных людей привлечения дополнительных когнитивных ресурсов. Схожий эффект выявлен у испытуемых с высокими оценками по шкалам интеллекта из Большой Пятерки и эмоционального интеллекта. Оценивание других людей у этих испытуемых требовало большего вовлечения медиальной префронтальной коры, основной функцией которой является моделирование отношений с другими людьми [17].
35 Для испытуемых с высокими оценками по шкале RISC оценка незнакомого и неприятного человека также требовала привлечения больших ресурсов. В противоположность этому, у лиц с высоким коллективизмом связь дефолт системы с правой височной корой была больше при оценке себя, чем при оценке всех остальных объектов, что согласуется с данными о размытости собственного образа у людей с высоким коллективизмом в силу тенденции отождествлять себя с другими представителями своей группы [25].
36 Таким образом, полученные в этом исследовании данные впервые показывают влияние личности и культурных ценностей на активность DMN в процессе оценивания себя и других людей. Результаты в целом согласуются с хорошо известными особенностями изученных личностных и культуральных конструктов и позволяют увидеть, как эти особенности проявляются на уровне активности мозга.
37 ВЫВОДЫ
38

1. При описании собственной персоны экстраверты чаще выбирают позитивные и реже негативные оценки, а лица с высоким нейротизмом, наоборот, чаще выбирают негативные и реже позитивные оценки.
39

2. При описании себя и других людей лица с высокой доброжелательностью чаще выбирают позитивные, а лица с высокой враждебностью — негативные оценки.
40

3. У лиц с высоким нейротизмом и коллективизмом связь дефолт системы с париетальной и височной корой больше при оценивании себя, чем при оценивании других людей.
41

4. При высокой дружелюбности, интеллекте и эмоциональном интеллекте сила связи дефолт системы с фронтальными областями коры, наоборот, больше при оценивании других людей, чем при оценивании себя.
42

5. Эти данные позволяют предположить, что у лиц с высокой дружелюбностью, интеллектом и эмоциональным интеллектом самооценка требует меньше когнитивных ресурсов, чем оценка других людей, а лицам с высоким нейротизмом и коллективизмом, наоборот, себя оценивать труднее, чем других людей.  

Библиография

1. Дорошева Е.А., Князев Г.Г., Корниенко О.С. Валидизация русскоязычных версий двух опросников Я-концепции // Психологический журнал. 2016. Т. 37. №. 3. С. 99–112.

2. Князев Г.Г., Митрофанова Л.Г., Бочаров А.В. Валидизация русскоязычной версии опросника Л. Голдберга «Маркеры факторов “Большой пятерки”» // Психологический журнал. 2010. Т. 31. №. 5. С. 100–110.

3. Князев Г.Г., Митрофанова Л.Г., Разумникова О.М., Барчард К. Адаптация русскоязычной версии опросника эмоционального интеллекта К. Барчард // Психологический журнал. 2012. Т. 33. №. 4. С. 112–120.

4. Ханин Ю.Л. Кросс культурные перспективы диагностики, индивидуальных различий: методологические и концептуальные проблемы // Вопросы Психологии. 1989. №. 4. С. 118–125.

5. Ardichvili A., Cardozo R.N., Gasparishvili A. Leadership styles and management practices of Russian entrepreneurs: Implications for transfer ability of Western HRD interventions // HRDQ. 1998. V. 9. № 2. P. 145–155.

6. Buss A.H., Perry M. The aggression questionnaire // Journ. Pers. Soc. Psychol. 1992. V. 63. № 3. P. 452.

7. Buss D.M. The handbook of evolutionary psychology. John Wiley and Sons, 2005.

8. Cheung R.Y. M., Park I.J.K. Anger suppression, interdependent self-construal, and depression among Asian-American and European-American college students // Cultural Diversity and Ethnic Minority Psychology. 2010. V. 16. № 4. P. 517.

9. Corbetta M., Shulman G.L. Control of goal-directed and stimulus-driven attention in the brain // Nat. rev. neurosci. 2002. V. 3. № 3. P. 201.

10. Cross S.E., Bacon P.L., Morris M.L. The relational-interdependent self-construal and relationships // J. pers. soc. psychol. 2000. V. 78. № 4. P. 791.

11. Delorme A., Makeig S. EEGLAB: an opensource toolbox for analysis of single-trial EEG dynamics including independent component analysis // Journ. neurosci. meth. 2004. V. 134. № 1. P. 9–21.

12. Eysenck H.J., Wilson G.D., Jackson C.J. The Eysenck Personality Profiler. Sydney: Cymeon, 1999.

13. Elenkov D.S. Differences and similarities in managerial values between US and Russian managers: An empirical study // International Studies of Management & Organization. 1997. V. 27. №. 1. P. 85–106.

14. Fox M.D., Snyder A.Z., Vincent J.L., Corbetta M., Van Essen D.C., Raichle M.E. The human brain is intrinsically organized into dynamic, anticorrelated functional networks // PNAS. 2005. V. 102. № 27. P. 9673–9678.

15. Freeman J.B., Rule N.O., Adams R.B. Jr., Ambady N. Culture shapes a mesolimbic response to signals of dominance and subordination that associates with behavior // Neuroimage. 2009. V. 47. № 1. P. 353–359.

16. Gentili C., Ricciardi E., Gobbini M.I., Santarelli M.F., Haxbye J.V., Pietrini P., Guazzelli M. Beyond amygdala: default mode network activity differs between patients with social phobia and healthy controls // Brain Res. Bull. 2009. V. 79. № 6. P. 409–413.

17. Han S., Northoff G. Understanding the self: a cultural neuroscience approach // Prog. Brain Res. 2009. V. 178. P. 203–212.

18. Harrison B.J., Pujol J., Lopez-Sola M., Hernandez-Ribas R., Deus J., Ortiz H., Soriano-Mas C., Yucel M., Pantelis C., Cardoner N. Consistency and functional specialization in the default mode brain network // PNAS. 2008. V. 105. № 28. P. 9781–9786.

19. Hofstede G. Culture’s consequences: Comparing values, behaviours, institutions, and organizations across nations (2nd ed.). Thousand Oaks, CA: Sage, 2001.

20. Kelley W.M., Macrae C.N., Wyland C.L., Caglar S., Inati S., Heatherton T.F. Finding the self? An event-related fMRI study // Jour. Cogn. neurosci. 2002. V. 14. № 5. P. 785–794.

21. Knyazev G.G., Savostyanov A.N., Bocharov A.V., Brak I.V., Osipov E.A., Filimonova E.A., Saprigyn A.E., Aftanas L.I. Task-positive and task-negative networks in major depressive disorder: A combined fMRI and EEG study // J. Affect. Disord. 2018. V. 235. P. 211–219.

22. Knyazev G.G., Savostyanov A.N., Volf N.V., Liou M., Bocharov A.V. EEG correlates of spontaneous self-referential thoughts: a cross-cultural study // Intern. J. Psychophy. 2012. V. 86. № 2. P. 173–181.

23. Lemogne C., Gorwood P., Bergouignan L., Pelissolo A., Lehericy S., Fossati P. Negative affectivity, self-referential processing and the cortical midline structures // Soc. cogn. affect. neurosci. 2010. V. 6. № 4. P. 426–433.

24. Markus H.R., Kitayama S. Culture and the self: Implications for cognition, emotion, and motivation // Psychol. rev. 1991. V. 98. № 2. P. 224.

25. Mikheyev D. The Soviet mentality // Political Psychology. 1987. P. 491–523.

26. Mitchell J.P. Mentalizing and Marr: an information processing approach to the study of social cognition // Brain res. 2006. V. 1079. № 1. P. 66–75.

27. Mor N., Winquist J. Self-focused attention and negative affect: a meta-analysis // Psychol. bull. 2002. V. 128. № 4. P. 638.

28. Ng S.H., Han S., Mao L., Lai J.C.L. Dynamic bicultural brains: fMRI study of the irflexible neural representation of self and significant others in response to culture primes // Asian Jour. Soc. Psychol. 2010. V. 13. № 2. P. 83–91.

29. Ozer D.J., Benet-Martinez V. Personality and the prediction of consequential outcomes // Annu. Rev. Psychol. 2006. V. 57. P. 401–421.

30. Raichle M.E., Snyder A.Z. A default mode of brain function: a brief history of an evolving idea // Neuroimage. 2007. V. 37. № 4. P. 1083–1090.

31. Salovey P., Mayer J.D. Emotional intelligence: Imagination, cognition and personality / reprinted in Human Emotions / J.M. Jenkins, K. Oatley, N.L. Stein. Oxford: Blackwell Publishers, 1990. P. 313–319.

32. Singelis T.M. The measurement of independent and interdependent self-construals // Pers. soc. psychol. bull. 1994. V. 20. № 5. P. 580–591.

33. Spielberger C.D., Gorsuch R.L., Lushene R.E. Manual for the State-Trait Anxiety Inventory. Palo Alto, CA: Consulting Psychologists Press, 1970.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести